«ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ» СОВРЕМЕННОСТИ. МАРУСИНЫ
Сегодня Рыбинское водохранилище – популярное место отдыха жителей Череповца и района. Любуясь живописными пейзажами рукотворного моря, лишь немногие задумываются, какой ценой оно создавалось.
14 сентября 1935 года председатель Совета народных комиссаров Вячеслав Молотов и секретарь центрального комитета ВКП(б) Лазарь Каганович подписали постановление о строительстве гидроузлов в районе Углича и Рыбинска, вследствие чего около 700 населенных пунктов были обречены на затопление. О том, что скоро земля уплывет из-под ног жителей Мологско-Шекснинского междуречья, им сообщили в 36-ом. Поначалу не все в это поверили – настолько бредовыми казались планы инженеров. Но вскоре по домам пошли оценщики, в лесах застучали топоры, от взрывов динамита начали взлетать на воздух церкви, а местное население одно за другим получало уведомления о выселении. Зачистка дна будущего моря осуществлялась быстрыми темпами, безжалостно уничтожая историческое и культурное наследие древнего края. «Мученические слезы текли из глаз каждого, - вспоминал очевидец событий. – Люди не могли смотреть без сострадания на царивший разор... Шутка ли: сказать мужику – уходи с обжитой земли!». В начале 39-ого подошел черед уезжать жителям Грязливецкой волости Мологского уезда. Вручили о том повестку и Марусиным, недавним новоселам из Середнего.
- Только отец дом построил, как пришлось разбирать его, - рассказывает дочь переселенцев Алевтина Ивановна Анисимова. – Волоком на лошадях по бревнам перетаскивал он свою избу на новое место – в Старики – за 50 километров от родной деревни. Помогал ему в этом колхоз. Дело было в марте. Торопились, чтобы управиться по последнему снегу.
Надо отметить, что в конце 30-х шалимовский край приютил у себя более десятка семей из затопляемой зоны. Многие деревни переезжали коллективно – группами, а то и вовсе полным составом жителей. Так, вместе с Марусиными в Стариках поселились сразу несколько односельчан: Никитины, Мироновы, Секановы, Першины. Еще две семьи из Середнего – Мосины и Конюшевы – устроились в Фоминском. Соседнее Байново приняло в свои ряды жителей деревни Переезд – Смирновых, Ходовых, Баляевых, Сергеевых и Горчаковых. Сусловы из Копорья нашли кров в Дьяконове…
- Поначалу родителей разместили на хуторе Коммуна возле Стариков, - продолжает Алевтина Ивановна. – На тот момент у них было четверо детей: самым маленьким – Аркаше и Саше – три и шесть лет, Мише – тринадцать, Нюре – семнадцать. Еще две девочки – Сима и Тоня – умерли до переселения. Старшей сестре предложили работу в Мусоре – телефонисткой. А родителям дело нашлось в колхозе: маму – Варвару Ивановну – определили в полеводческую бригаду, отца – Ивана Ивановича – назначили счетоводом. Дом собрали лишь через год, не успели обжиться, как вдруг – война. В июне проводили тятю на фронт, а через три недели я родилась. Как мама рыдала: сена-то не накосили в тот год, и корову пришлось заколоть. Миша тогда стал опорой семьи. А вскоре и ему повестку принесли.
Михаил Иванович Марусин был призван на службу в ноябре 43-го, едва ему исполнилось семнадцать. Воевал в 108-м отдельном гвардейском минометном дивизионе реактивной артиллерии, переименованном летом 44-го в 3-й минометный дивизион. После Победы над Германией Михаил Иванович был переброшен на Дальний Восток, принимал участие в разгроме Квантунской армии. Демобилизовался лишь в 1950 году.
Иван Иванович вернулся домой в 45-ом с тяжелой контузией. Работать уже не мог.
- Папа не спал совсем – мучили головные боли, - вспоминает дочь. – Он ведь еще и на Первой мировой побывал ранее. Там в плен попал. Пытался бежать, да неудачно: немцы поймали его, облили керосином и собирались сжечь, но что-то помешало этому… Умер тятя в 47-ом. Год выдался неурожайным, и козу нашу украли в придачу. О пропаже не заявляли – сил не было дойти до участка. Мама тогда страшно пухла от голода: разрезала голенища у валенок – ноги не влезали. А на улице ей кто-то бросил фразу: «Глядите, какая упитанная. Хорошо живет, видимо»… Возвращается, помню, изможденная с работы и говорит отцу: «Как я устала», а в ответ – тишина. Посмотрели: папа чуть живой. Напротив нас фельдшер жил – Степан Васильевич Наумов. Побежали за ним. Тот осмотрел тятю, пощупал у него пульс и, уходя, велел не тревожить. Отец не дожил и до утра. Инсульт. Было ему тогда – 53. Если бы не жена фельдшера, то и маму бы потеряли в тот год. Матрена Васильевна сумела убедить ее лечь в больницу – ради нас.
- В детстве мы все каникулы проводили в Стариках, - подхватывают разговор дочери Алевтины Ивановны Лариса и Любовь. – Заберемся на печку и начнем донимать бабушку Варю вопросами: «Как ты с дедушкой познакомилась? А как вы поженились?..». Так узнали, что в юности она любила другого парня, а за Ивана Марусина была выдана против своей воли.
Варвара Ивановна родилась в 1898 году в семье зажиточных крестьян – Шишкиных Ивана Алексеевича и Анны Андреевны, обосновавшихся в Боброве. Отец ее был мужиком грамотным и умелым в делах. Пользуясь почтением односельчан, исполнял обязанности старосты деревни. Иван Алексеевич выписал газеты, всегда владел ситуацией, происходившей в стране. Умел принять выверенное решение по любому вопросу. А еще он слыл хорошим плотником и сыновьям своим – Федору и Андрею – передал опыт строительного мастерства. Зимой, вооружившись топорами, те отправлялись в Москву на заработки. Весной семья воссоединялась и до осени трудилась на родных полях. Шишкины держали большое хозяйство: лошадей, коров, овец, кур. Летом, погрузившись на телегу, уезжали за несколько верст от деревни на заливные луга, коими славился мологский край, чтобы заготовить сена впрок. Ночевали под открытым небом у костра. То время Варвара Ивановна вспоминала с особой ностальгией – благословенные дни отрочества в окружении любимых сестер: Ириньи, Таисии, Ольги; девичьи разговоры до утра…
- Мама рассказывала, что ее тётя по отцовской линии была монахиней, - продолжает дочь Варвары Шишкиной. – И не простой – игуменьей. Как-то она приезжала в Боброво проведать родных и подарила племянницам куклу с фарфоровой головушкой – очень красивую, нарядную. Вся деревня приходила посмотреть на нее – диво такое!
Своим детям Иван Алексеевич дал начальное образование. Неподалеку – в деревне Захарьино – действовали две школы: женская – церковно-приходская и земская – для мальчиков. Варю Шишкину приняли сразу во второй класс, потому как азбуку она уже освоила дома. Училась с интересом. Любила поэзию, особенно творчество Фета, и до глубокой старости помнила наизусть многие стихотворения.
- В 15 лет бабушка Варя была устроена отцом на работу к местным маслоделам, - дополняют внучки. – Тут-то ее и настигла любовь. У владельцев маслобойни имелся сын одного с ней возраста. Бабушка вспоминала их первую встречу: шла как-то с тяжелым бидоном по двору, а хозяйка, увидев ее, крикнула своему парню: « Колька, помоги девке-то!». Поначалу стеснялись друг друга, а потом сдружились, ходили вместе на прогулки. Бабушка говорила, что Коля был красив, но очень нерешителен. Она мечтала выйти за него замуж, но пока дожидалась предложения, дома ее уже сосватали за другого. Было это в 1920 году. Тяжелое время начиналось. Иван Алексеевич, видимо, понимал, что ждет семью маслоделов впереди и отдал дочь за Ивана Марусина, сына бедной вдовы Прасковьи из соседней деревни. А бабушка всю жизнь вспоминала своего Коленьку и вздыхала: «Если бы не эта проклятая революция…».
В списке фабрик и заводов России за 1910 год числится маслодельное производство Роговых из Захарьино. Вероятно, именно у них трудилась Варвара Ивановна на заре своей юности. Позднее Роговых раскулачили, дальнейшая их судьба неизвестна.
- Знаю, что одна из маминых сестер хотела уйти в монастырь – по стопам тетушки, да отец не позволил – всех девок выдал замуж, не считаясь с их желаниями. Потому и счастья ни которая из них не увидела, - заключает Алевтина Анисимова. – Горько плакала Иринья. Жених уж больно был не люб. В деревне его прозвали «железной просфирой» – за жадность. Мама, в свою очередь, молча приняла волю родителя и переехала к Марусиным в старенькую избу, где из мебели стояли лишь стол да лавки. Новый дом у семьи появился нескоро. До этого отец долго набирался опыта в строительном деле у Федора и Андрея, уезжая с ними плотничать в Москву.
В 36-ом Федор Шишкин сменил топор на кирку: сложил частушку про вождя народов. Талант оценили в шесть лет лагерей. Больше семья его не видела. А в это же время под Рыбинском в рекордно короткие сроки вырос новый сталинский застенок – Волголаг, куда со всей страны тысячами прибывали заключенные для строительства водохранилища и ГЭС. Каждый пятый из них был осужден по 58-й статье. И «великая стройка» заработала на полную мощь. Газеты с пафосом писали: «Как увлекателен и заманчив по своей большевистской смелости и исполинскому размаху гениальный план великого Сталина о коренной реконструкции внутренних водных путей Советского союза…».
Про гибель заключенных от тяжелых условий труда и голода в прессе тех лет ничего не сообщалось, как и про искалеченные судьбы мологжан, изгнанных с родной земли ради воплощения грандиозных замыслов правительства.
Л.Цветкова, 2022 г.
